– Нужно какое-то время, чтобы привыкнуть. Ты… у тебя память сохраняется, да?
– У меня все сохраняется, – сообщила Тресса тоном уставшего ментора, – личность одна. Просто она становится то мужчиной, то женщиной. Я помню все вплоть до самых интимных подробностей. Так что случилось-то? Или мне в Эльрика перекинуться?
– Каких подробностей?
– Легенда, не бери в голову. Ты, по-моему, не в себе. Так мне стать мужчиной, или просто расскажешь?
Эльфийка села на широкое ложе. Обхватила руками колени. И глянула на Трессу.
– Она оказала, что Астандо может появиться здесь.
– Угу. – Шефанго кивнула. – И все будет так, как вы захотите, да?
– Да. Все, как в сказках о Двуликой. Раз я добралась сюда, она может исполнить мою мечту. Остаться здесь – то же самое, что попасть домой. Двуликая властна над всеми мирами…
– Где есть любовь. Так оставайся.
– Да, – вздохнула Легенда. – Чего уж проще? Я чуть было не согласилась. Сразу. Но…
Тресса смотрела с неподдельным интересом. Ждала продолжения.
– Она говорит правду, – задумчиво произнесла эльфийка. – Уж поверь мне, Вэйше не лгала нам. Она действительно воплощение Двуликой, богиня Любви и Смерти. И она в силах исполнить то, что обещает. Только я почему-то не могу так.
– Почему?
– Боюсь, это окажется иллюзией. Нет, я не думаю, что она зачарует меня и Астандо будет просто мороком. Вэйше может призвать его душу и дать ей здесь новое тело. Только… здесь – это здесь.
– А вернуть тебя домой она не может?
– Я спрашивала. Нет. Не может. Этот проклятый Остров – как зашитый наглухо карман. Не карман даже. Помнишь, ты… в смысле, Эльрик сравнивал магический полог с походной чернильницей. Ну так здесь то же самое. Боги способны уходить и приходить, а люди, пока они живы, вынуждены оставаться.
– А умереть?
– Не могу. Не хочу. Даже ради Астандо. Я слишком люблю жить, чтобы умирать добровольно. Может быть, это и не правильно.
– Это правильно, – покачала головой шефанго. – Только так и надо. Ты отказалась?
– Я обещала подумать. Соблазн велик.
– Значит, отказалась.
– Как у тебя все просто!
– Это ты уже говорила. Да. Я существо незамысловатое. Зато мне и жить легче.
– Конечно, – скептически пробормотала Легенда. – Можешь объяснить мне, о чем говорили Вэйше там, внизу? Когда встретила нас?
– А о чем она говорила?
– О тебе. Об… Эльрике.
– У нас принято говорить: ты-Эльрик или ты-Тресса, это если, скажем, ты мне – Эльрику будешь обо мне – Трессе рассказывать.
– Что? Ах да, понятно. Так о чем говорила Вэйше?
– Это я у тебя только что спросила.
– Эфа… тьфу! – Легенда поморщилась и с полминуты сидела молча, раздраженно постукивая пальцами по колену. – Запутаюсь я с тобой, – недовольно сказала она. – И все-таки что значит «тот, другой, который в тебе»?
– А… Ты вот о чем? Не знаю. Честно, не знаю. По-моему, она сумасшедшая.
– Богиня? Боги сумасшедшими не бывают. Даже такие. Хотя, конечно, у нее в сам образ заложена некая… нестабильность. Ты… ты-Эльрик любил когда-нибудь?
– Любил? Нет. Я хочу сказать, если я – Эльрик, та никогда. Не успел просто. Детских влюбленностей – выше мачты, но чтобы парус сорвало, такого не было. Легенда, мне тринадцать лет было, когда я здесь оказалась.
Глаза у эльфийки стали задумчивыми-задумчивыми.
– Так у… у тебя-Эльрика… то есть, говоришь, просто не успел?
– Влюбиться не успел – Шефанго сделала явственный акцент на первом слове. – Даже не влюбиться, а полюбить. А женщины, конечно, были. В тринадцать-то лет большой уж мальчик, не находишь.
– Не нахожу. – Легенда скрестила ноги и уперлась подбородком в кулаки. – Значит, не проверить, правду она сказала или нет.
– Вэйше? О чем?
– О том, что тебе любить не дано. Тебе-Эльрику. Ну, помнишь, тот, другой, которого она одарила столь щедро, что тебе уже просто не хватило?
– Помню, Ни словечка не поняла, честное слово. Я-Эльрик мог бы полюбить тебя. Правда. Ты очень красивая, а для нас зачастую это становится самым главным. Но… ты такая стерва, Легенда!
Эльфийка ошалело моргала, не в силах ни возразить, ни возмутиться. А Тресса пожала плечами:
– Ну, ты ведь правда стерва. Жесткая, властолюбивая. Наглая, как… м-да, ты и слов-то таких не знаешь. Ты настолько наглая, что даже откровенной быть не боишься. Нет, может, это смелость, конечно. Можно и так назвать. Только как ни назови, а любить тебя – это самому себе погребальный дарк строить.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Я тоже стерва. И тоже наглая. Эльриком будучи, я б тебе такого в жизни не сказала.
– Эльриком будучи, ты похуже штуки откалывала. Откалывал. А, не важно! Значит, ты не поняла, о чем говорила Вэйше?
– Нет. Да и зачем? Тебе это надо?
– Мне нужно знать, с кем я рядом. Кто дерется со мной вместе, понимаешь? И какие-то неясности… кто знает, во что они могут вылиться?
– Ни во что. – Тресса махнула рукой. – Достаточно того, что я шефанго. Все другие странности могут отдыхать.
– Да? А меч?
– Этот? – Девушка положила ладонь на витую рукоять нового своего оружия. – Он мне нравится. Но почему ты думаешь, что меч имеет отношение к «тому, другому»? В конце концов, было же пророчество о «воине из народа воинов». Может, меч любой шефанго мог взять. Или ты, если бы на стены не засматривалась. Или еще кто-нибудь. Понахальнее.
– Неубедительно. – Легенда, задумавшись, покусала губу. – Но других объяснений действительно нет. Есть хочешь?
– Как ни странно, да.
– Почему странно?
– Потому что я не могу есть, когда боюсь, или когда ожидаю чего-то, или… или, например, перед боем.
– Так у тебя и вправду «с перепугу аппетит пропадает»?
– А, – Тресса ухмыльнулась, показав на секунду клыки, – правда. У тебя это одним из пунктов обвинения в демонизме было.
– А сейчас ты ничего не боишься, не ждешь и не готовишься к бою?
– В том-то и дело. А ведь надо бы. Завтра появится Финрой. Все самое интересное еще даже не начиналось.
– У нас верят, – медленно произнесла Легенда, без удивления обозрев возникший между ними дастархан, – что в садах Двуликой никто никуда не спешит. И ничего не ждет. Делает то, что считает нужным. Живет так, как хочет жить. Творит то, к чему тянется душа. Спокойно. Неторопливо. Потому что эти сады – венец всех стремлений.
– У нас в это тоже верят. А я хочу есть. Значит, все правда. Ты любишь, когда много черного или красного перца?
– Я не люблю…
– Поздно. Да попробуй. Джэршэитская кухня тебе понравится. Как раз под стать характеру.
День прошел. И ночь прищурилась глазами-звездами над грустным садом Вэйше. Юный месяц повис над прозрачной крышей. Эльрик лежал на тахте, закинув руки за голову, и с некоторым сожалением думал, что стать женщиной было во всех отношениях правильным ходом. Трессе Легенда доверяла больше. И относилась покровительственно. А такое отношение надежнее, чем недоверчивый страх.
Эльфы. С ними и с обычными-то тяжело. А уж с эльфами, наполовину очеловечившимися, и вовсе невозможно.
О чем там говорила Вэйше? «Тот, другой…» Музыкальный бред, сродни виртуозной импровизации, когда в россыпи звуков угадывается намек на мелодию. Но только намек. Да и тот не больше чем иллюзия. Математически выверенной гармонии, ясной чистоты и закономерности в такой музыке не найти.
Пела флейта. Звенел чуть слышно звездный свет, разбиваясь на лучики о стеклянные грани крыши и стен.
Эльрик спал.
Новый меч лежал рядом. Спокойный. Холодный. Равнодушный.
А во сне увидел шефанго себя. Как в зеркале. Но в зеркале постаревшем. И бессмертный может быть старым, только смертным не дано понять этой старости.
Как отполированные рубины – алые глаза. Жестче складки у губ. Угловатые выступы скул. Свое лицо. Но чужое. Знакомое. Неузнаваемое.
И ленивая безмятежность. Безмятежность ему, юному, рвущемуся к цели, готовому умереть, но не сдаться, неведомая. Непонятная.